Проблема самоопределения Южной Осетии как один из ключевых факторов российско-грузинских отношений
Проблема самоопределения Южной Осетии как один из ключевых факторов российско-грузинских отношений
Коста
Дзугаев
кандидат
философских наук
Юго-Осетинский
госуниверситет
ПРОБЛЕМА
САМООПРЕДЕЛЕНИЯ ЮЖНОЙ ОСЕТИИ КАК ОДИН ИЗ КЛЮЧЕВЫХ ФАКТОРОВ РОССИЙСКО-ГРУЗИНСКИХ
ОТНОШЕНИЙ
Обострение
российско-грузинских отношений, инспирированное режимом М. Саакашвили, с
неизбежностью актуализировало проблему самопровозглашённых и всё ещё
непризнанных государств на территории бывшей Грузинской Советской
Социалистической Республики – Республики Южная Осетия и Республики Абхазия.
Логика
политического процесса выдвинула на передний план и в полной мере проявила
ранее не акцентирующуюся, но как бы подразумевающуюся позицию:
грузино-осетинский конфликт с самого его начала по сей день (и вплоть до его
завершения в тех или иных политических формах) является органичной составной
частью российско-грузинских отношений. Отношения эти, разумеется, не
ограничиваются постсоветскими временными рамками; напротив, они уходят корнями
ко временам Георгиевского трактата, когда Россия, утверждающаяся на Кавказе,
вняла мольбам последнего грузинского царя Ираклия II спасти погибающую единоверную страну
(1). Отметим, что сокращение населения Картло-Кахетии на то время достигло
катастрофической черты в 35000 человек (2, с. 98); примерно столько же
избирателей было зарегистрировано в Республике Южная Осетия на парламентских
выборах 2003 г. В настоящее время, выполняя антироссийский политический заказ,
грузинские историки показывают Россию как завоевательницу Грузии, но в XIX и начале XX вв. грузины, в том числе выдающиеся
представители народа, адекватно оценивали совершившееся историческое событие.
«С этого памятного дня, - писал Илья Чавчавадзе, - Грузия обрела покой.
Покровительство единоверного великого народа рассеяло вечный страх перед
неумолимыми врагами. Успокоилась давно уже не видевшая покоя усталая страна,
отдохнула от разорения и опустошения, от вечных войн и борьбы» (3, с. 216 –
217).
Царская
администрация, застав в Закавказье застарелый конфликт между грузинской
помещичье-тавадской верхушкой и осетинами-горцами, прилагала усилия к тому,
чтобы нормализовать отношения грузинских властей и осетинских обществ Южной
Осетии (4). Вместе с тем русские наместники, уступая настойчивым требованиям
грузинских феодалов-тавадов, не раз направляли русские воинские контингенты в
составе грузинских отрядов для наказания осетин, отказывающихся платить подати
и не признающих грузинское господство. В первой половине XIX в. крестьяне Южной Осетии бунтовали
против произвола грузинских князей-тавадов почти ежегодно, и столь же часто
карательные экспедиции направлялись в осетинские сёла. При этом, что
характерно, осетины не боялись вооружённой борьбы с грузинским воинством, но
всегда старались по возможности избегать вооружённых конфликтов с русскими
солдатами. Поражения, которые терпели восстающие горцы, по существу бывали
отступлениями с поля боя, с последующим объявлением их зависимости от
центральных властей – до очередного восстания. Накопившийся за те годы опыт
медленно, но верно приводил осетин к выводу о целесообразности союза с Россией;
несмотря на проявлявшуюся благосклонность российской администрации к грузинской
правящей среде, в эти десятилетия окрепла и упрочилась политическая и
культурная ориентация осетин на Россию, была осознана ими необходимость
присутствия «Московского ока» для обуздания тавадско-помещичьего произвола.
Ко времени
Российской революции осетины были глубоко интегрированы в грузинское общество.
В свою очередь, грузинское общество уделяло постоянное и серьёзное внимание
положению дел с осетинами – как проживающими в Южной Осетии, так и по отношению
к осетинам в районах Грузии. Анализ показывает, что имела место тенденция
строить с осетинами добрососедские отношения, положительно о них отзываться;
причём эта тенденция была достаточно сильна и при ином обороте истории могла бы
стать доминирующей с перспективой нормализации межнациональных отношений на
европейски-цивилизованных началах. Возобладала, однако, иная тенденция –
очевидно, значительно более укоренённая в грузинском обществе; проиллюстрируем
её лишь следующими примерами.
В 1898 г. некто Novus с иронией пишет об осетинах, что
«происхождение их покрыто мраком неизвестности. Сами они о своём происхождении
достоверно ничего не знают», издевательски отзывается об учёных, исследующих
осетинскую историю и этнографию, и, в частности: «Подоспел и г. Максим
Ковалевский, который при отсутствии иероглифов и всяких клинообразных надписей
стал читать историю Осетии на скалах Кавказа. Читал на них он, конечно,
продукты собственной богатой фантазии, но результат вышел плохой: скромные и ни
о чём не мечтавшие осетины возмечтали и много о себе возомнили. Сочинения г.
Ковалевского для осетина то же самое, что талмуд для еврея» (5, с. 165 – 166).
В 1903 г. некто Чакучи обрушивается с критикой на статью в «Духовном вестнике»
(№ 22, 1903 г.), где говорится, что ранее весь Картли был населён осетинами, но
их впоследствии грузины оттеснили частью к югу, в Боржомское ущелье, частью к
северу – в Джавское ущелье; автор статьи категорически возражает против такой
исторической версии и утверждает, что осетины спустились с гор (6). В 1904 г.
«Могзаури» с тревогой сообщает, что «на самом деле ни в Картли, ни в Кахети нет
такого селения, где бы не проживали пришельцы-негрузины, чтобы селение состояло
исключительно из грузин. Везде в этих селениях можно встретить армянина, еврея,
осетина, татарина, лезгина, молоканина, мугалойца, русского, эста, немца (…)
осетинские хизаны превратились в хозяев Картли. «Всё наше, - говорят осетины, -
мы не хизаны, а законные хозяева» . В Кахетии не было осетин, но их пригласили
местные князья-помещики» (7, с. 334 – 335). В 1913 г. «Клде» выражает согласие
с Арчилом Джорджадзе, весьма недовольным тем, что грузинское дворянство
всячески способствует переселению осетин в Картли и тем сильно стесняет грузинских
крестьян; на равнинах Картли возникают осетинские селения, и поощряется
«нашествие осетин на Картли» (8). Тогда же некто Дзеверели бросает клич «родина
в опасности», сообщая, что совет царского наместника на Кавказе рассмотрел
вопрос о хизанах и решил передать хизанам все те пахотные земли, которыми они
владеют на сегодняшний день, и таким решением почти половина Картли на льготных
условиях переходит в руки пришлого хизанского населения, большинство которого
состоит из осетин, и значит, карта Грузии основательно изменится (9). Вопрос о
хизанах-осетинах активно обсуждался в обществе, и в декабре 1913 г. «Клде»
публикует статью с аналитическим рассмотрением законопроекта о хизанах,
подчёркивая, что законопроект 1852 г. был в пользу осетинских хизанов,
владевших большей частью земель Картли (10). В 1910 г. корреспонденция в
«Дроэба» предостерегает о том, что осетины приобретают земли в Телавском уезде
и строят селения близко друг от друга, одним массивом, и этим ухудшается
положение местных жителей-грузин (11).
Показательно, что
в 1903 г. на своём II съезде хизанский вопрос
рассмотрела РСДРП. Назвав хизанство «важнейшей формой порабощения», В. И. Ленин
ввёл в аграрную программу требование о передаче хизанам земель, на которых они
работали (12, с. 43). В Российскую революцию, таким образом, Южная Осетия
вступала вполне готовой к самой решительной борьбе против своих угнетателей.
Мы укажем на
ключевой эпизод революционного движения в Южной Осетии – борьбу южных осетин с
войсками меньшевистского правительства Грузии в 1920 г.
Установление
Советской власти в Северной Осетии, где постановлением Кавказского Краевого
комитета компартии 23 марта 1920 г. был создан Южно-Осетинский ревком под
руководством В. Санакоева, побудило правительство Грузии направить воинские
подразделения к Рукскому перевалу с целью изоляции Южной Осетии от Советской
России. Попытка была отбита горцами, которые арестовали меньшевистского
комиссара и его милицейский отряд. Для руководства событиями в конце апреля в
село Рук (Роки в грузинском произношении) были командированы с чрезвычайными
полномочиями члены ревкома А. Джатиев и Н. Гадиев. 6 мая в Рук состоялось
заседание повстанцев с прибывшими представителями Кавказского Краевого комитета
РКП(б) Г. Девдариани и Г. Моцонелидзе. Главным вопросом было развёртывание
вооружённой борьбы. Оценив ситуацию, большевики приняли решение объявить
Советскую власть пока в Рукском районе, который в военном отношении легче было
оборонять. 8 мая Советская власть в Рукском районе была объявлена, о чём было сообщено
в Москву, с просьбой дипломатической поддержки.
Поддержка была
оказана в виде известной ноты Чичерина от 17 мая правительству Грузии. В ноте
МИД России обращал внимание на нарушение Грузией своих обязательств по удалению
со своей территории всех иностранных войск, тем более недопущения появления
новых английских частей в Батуми. «Мы с тревогой узнали, - говорится в ноте, -
что в Южную Осетию, где провозглашена Советская Республика, направлены для
уничтожения таковой власти грузинские войска. Мы настаиваем, если это верно,
отозвать свои войска из Осетии, ибо считаем, что Осетия должна иметь у себя ту
власть, которую она хочет. Вмешательство Грузии в дела Осетии было бы ничем не
оправданным вмешательством в чужие внутренние дела» (13, с. 79 – 80). Следует
подчеркнуть, что текст мирного договора между Россией и Грузией, заключённого 7
мая в Москве, давал все основания для подобной ноты.
В ответной ноте
МИД Грузии писал: «Как Вам хорошо известно, процесс воссоздания Грузии в её
неотъемлемых границах ещё не завершился (…). С удовлетворением отмечая
выраженную в Вашей ноте тенденцию способствовать восстановлению Грузии в её
исторических границах, Правительство Грузии крайне озадачено той частью Вашей
ноты, в которой говорится о намерении Грузии подавить силой оружия Советскую
Республику в Южной Осетии. Считаю своим долгом обратить Ваше внимание, что в
пределах Грузии нет Южной Осетии (курсив наш, - К. Д.), а
находящиеся в Грузии осетинские селения расположены в Горийском уезде
Тифлисской губернии; селения эти находятся на бесспорной территории Грузии,
южнее старой границы Тифлисской губернии (…). Нам кажется непонятным и
основанным на недоразумении Ваше выступление в защиту Советской власти, якобы
существующей в одной из провинций Грузии» (14).
Эта позиция правительства
Грузии – яркое проявление грузинского национал-экстремизма, получившего
государственную базу и посчитавшего возможным в новых историко-политических
условиях отказать Южной Осетии в праве на существование. Ясно, что
правительство тем самым оказывалось заложником губительной для него нацистской
установки, игнорирующей реальность и ведущей власть к неминуемому падению.
Грузинский национал-экстремизм, контролирующий по сути правительство Грузии,
ошибочно оценивал стратегические тенденции политического процесса в Грузии и
вокруг неё, что и доказали последовавшие события. Однако до краха грузинского
национал-экстремизма тех годов должно было пролиться ещё немало крови.
После нескольких
боестолкновений на подступах к Рукскому району 28 мая 1920 г. во Владикавказе
была проведена II конференция Южно-Осетинской
окружной организации РКП(б). Документов о работе этой конференции практически
не сохранилось (лишь очень краткий черновик протокола); почти ничего о ней не
сказано в воспоминаниях участников конференции. Известно, что первоначально
конференция намеревалась воздержаться от военной помощи повстанцам в Рук,
ожидая точных сведений от А. Джатиева. Однако вечером того же дня Окружком
партии отдал распоряжение командованию Южно-Осетинской бригады немедленно выступать
на помощь рукским повстанцам.
Это решение даже
у советских историков вызывало недоумение. В. Д. Цховребов делает
предположения: «Нам трудно судить, чем было вызвано это решение
Южно-Осетинского окружного комитета партии, видимо, руководство всё-таки
надеялось на помощь большевиков Грузии, Терской области и частей Красной Армии.
Но каким образом?» (15, с. 106). Действительно, ведь они знали о мирном
договоре между Россией и Грузией и не могли не понимать, что военной помощи от
России в этой политической ситуации ожидать не приходится, грузинские
большевики, подчиняясь партийным директивам, от вооружённых выступлений
воздерживались, а победить в войне с меньшевистским правительством Южная Осетия
заведомо не могла. Ф. Махарадзе по этому поводу весьма неуклюже выгораживает
партийное руководство: «Краевой комитет думал, что вывод этот сделают сами
товарищи, руководящие упомянутым отрядом. Но вышло не так, и мы сделались
свидетелями нового восстания в Юго-Осетии. Весь трагизм этого восстания
заключается именно в том, что оно и на этот раз оказалось совершенно
изолированным (…) и это новое восстание с самого начала оказалось обречённым на
гибель» (16, с. 225).. О чём в действительно думал Краевой комитет, сейчас уже
не представляется возможным установить; мы можем лишь элементарным
политологическим анализом сделать вывод, что Окружком был введён в заблуждение,
дезориентирован. Ясно, что сами осетинские руководители никогда не послали бы
на верное поражение и гибель своих соратников.
Командир отряда
Матвей (Мате) Санакоев в своих воспоминаниях пишет о том, что после принятия
решения о выступлении и назначении его командиром он «потребовал копию
постановления о выступлении как боевого приказа, но мне его не выдали. Я
потребовал официального мандата, но и этого мне не дали. Тогда я категорически
отказался выполнить это постановление (…). Что было после этого, мне
неизвестно, но вечером 28 мая 1920 года политком Джиоев Гега принёс мне бумагу
от Юго-Осетинского парткома за подписью Санакоева Лади (Владимир, - К. Д.) о
немедленном выступлении. Этот приказ в настоящее время, наверное, находится у
Джиоева Гега» - и там же сделана сноска, поясняющая, что «приказ, к сожалению,
не сохранился» (17, л. 110). Здесь ясно, что документально решение, идущее
вразрез с заключённым межгосударственным договором, оформлять никто не хотел,
предвидя неизбежную за это ответственность; тем более не могли такой документ
дать командованию отряда из-за риска попадания его в руки грузинского
правительства. Одним словом, как пишет югоосетинский историк И. Н. Цховребов,
«в Южной Осетии схлестнулись грузинский национализм и большевистские амбиции»
(18, с 4).
31 мая
Южно-Осетинская бригада перешла перевал, и 6 июня совместно с повстанцами
разгромили меньшевистские войска возле Джавы. На следующий день после упорных
наступательных боёв было нанесено поражение меньшевистским войскам возле
Цхинвала, и город был взят. 8 июня Ревком провозгласил в Южной Осетии Советскую
власть.
Интересно, что
делая свои выводы о тех событиях, Мате Санакоев, в частности, высказывает
мнение, что «не нужно было слушать Джатиева и Гадиева, а нужно было наступать
до Гори» (17, л. 132), т. е. не только и не столько освободить Южную Осетию,
сколько развернуть максимально широкие военные действия против меньшевистского
правительства, поднимая на борьбу своих союзников – грузинских крестьян,
готовых воевать за землю и волю. В своих опубликованных воспоминаниях М.
Санакоев пишет: «Я составил такой план: занять город Гори с налёта, линию
Закавказской железной дороги от Гори до Сурамского тоннеля, разрушить
железнодорожные мосты и паромы через Куру и укрепить проходы, объявить общую
мобилизацию, ударить в тыл частях противника в Дарьяльском ущелье, установить
связь с г. Владикавказом, а затем ударить по противнику в Онском районе» (19,
с. 83). Вышестоящее большевистское руководство, однако, не решилось на столь
радикальные действия, опасаясь конфликта с центральным руководством РКП(б): «С
моим планом о дальнейшем наступлении не согласились Джатиев и Гадиев. Они не
соглашались углубляться в Грузию, я же не мог не подчиниться политруководству,
мало того, от меня взяли расписку, что дальше гор. Цхинвала я не пошлю никого.
Такое положение считал и считаю крайне невыгодным и неправильным: во-первых,
это было использовано как наша слабость, благодаря чему не могло быть тяги в
нашу сторону грузинского крестьянства; во-вторых, мы лишились возможности
захвата у врага необходимого нам количества боеприпасов и вооружения,
недостаток которых отразился на конечном исходе борьбы с врагом» (19, с. 83 –
84).
То, что новое
восстание обречено на гибель, понимали и представители интеллигенции Южной
Осетии, практически все отказавшиеся сотрудничать с большевистским военным
командованием.
Меньшевистское
правительство Н. Жордания, определив Юго-Осетию как грузинскую Вандею, приняло
решение о её ликвидации именно как этнотерриториальной базы осетинского народа.
По воспоминаниям Н. Гадиева, меньшевикам удалось разрушить былое
межнациональное единство, а «меньшевистская газета «Борьба» писала: «Опять, как
в старину, эти хищники спустились с горных высот в плодородные долины
Карталинии»» (19, с. 57). В Южную Осетию были двинуты крупные силы под
командованием А. Кониева и В. Джугели. Понимая нависшую над народом угрозу
уничтожения, Окружком дважды ходатайствовал перед Политотделом Х армии о
введении в Юго-Осетию частей Красной Армии для спасения страны. «Мы
свидетельствуем, - подчёркивал Окружком, - что Южная Осетия никогда не входила
и не входит в состав меньшевистской Республики, с первых дней Октябрьской
революции по данный момент трудовой народ Южной Осетии находится с этой
последней в состоянии открытой борьбы» (20). Помощь не поступила. Более того,
повстанцы настойчиво просили хотя бы помочь патронами, но и в боеприпасах
было отказано.
О расправе над
Южной Осетией войсками Н Жордания документов сохранилось немного. Один из
наиболее характерных документов – книга командующего карателями («народной
гвардией») Валико Джугели «Тяжелый крест» (21). Её раздел, посвящённый
этнической чистке южных осетин, так и называется - «Южноосетинская Вандея».
«Осетинские националисты, - пишет В. Джугели, - наши злейшие и неусыпные враги»
(21, с. 227), и далее красочно описывается беспощадное избиение южных осетин.
Всё ещё надеясь
на помощь из России, Юго-Осетинский Окружком 18 июня послал телеграмму Ленину,
Чичерину и ЦК РКП(б) о зверских репрессиях меньшевиков в Юго-Осетии, в которой
напоминал, что «согласно приказа Кавказского Краевого Комитета РКП(б) от 23
марта, подтверждённого особыми курьерами того же Комитета, прибывшими на повстанческий
фронт шестого мая, восьмого июня в Южной Осетии провозглашена Советская власть.
Краевой Комитет через курьеров обещал немедленную поддержку (далее о том, что
патронов нет, - К. Д.). В состав меньшевистской Грузии Южная Осетия никогда не
входила и не входит, считая себя неотъемлемой частью Советской России (…).
Южная Осетия, вконец истекая кровью в неравной тяжёлой борьбе, ждёт решающей
помощи» (13, с. 113 – 114). Это – единственное упоминание о роли
Крайкома в июньском восстании, и сделано оно председателем Окружкома Владимиром
Санакоевым, надо полагать, перед лицом гибели родины и преступного,
предательского бездействия большевистских властей России, расчётливо
пожертвовавших Южной Осетией в целях военно-политической интриги вокруг Грузии.
Полномочный представитель РСФСР в Грузии С. Киров в ноте на имя Е. Гегечкори
писал 14 июля: «Мною уже было указано Вам на то, что Российская
коммунистическая партия в лице ее Центрального Комитета и Бюро Центрального
Комитета РКП на Кавказе решительно никакого отношения к восстанию в Южной
Осетии не имела и не могла иметь (…). По дополнительно наведенным мною справкам
оказалось, что Центральный Комитет РКП никакого Южно-Осетинского окружного
комитета не знает (! – К. Д.) и, понятно, что такой организации, коль скоро она
не существовала, не давал прав действовать и выступать от имени РКП» (22, с.
271).