Виды имущества, могущие быть предметом мошенничества

Однако, выделение нашим законодательством обманов против недвижимого имущества из мошенничества относится только к тем обманам, которые рассчитаны на приобретение полного господства над недвижимым имуществом, на «присвоение» его виновным. Но мы уже видели, что источники доходности недвижимого имущества входят в него пак принадлежности и что как скоро право на подобную принадлежность может быть нарушено без нарушения права собственности на недвижимое имущество, то по точному смыслу русского законодательства может быть речь о преступлении против движимости; между тем здесь нарушается одна из составных частей права на недвижимое имущество -- право пользования или владения им.

Поэтому:

А. посредством обмана побудил Б. дозволить ему собирать установленный в законном порядке сбор за перевоз через реку, находящуюся в имении Б., который составляет принадлежность этого имения;

А. также посредством обмана побудил Б. отдать ему в аренду без денег или за мнимый, обманный эквивалент угодья его имения; или выманил у него право проезда через его лес имеющее имущественную ценность, и т. д.,--

то в этих случаях будут все условия имущественного преступления, в данных примерах - мошенничество. Взгляд этот признан и практикою кассац. сената, который отнес к мошенничеству выманивание наемного договора с намерением лишить собственника земли права требовать за нее арендную плату (IV, 322).

Так как по закону мошенничество определяется, как преступление против движимого имущества без выделения отсюда каких бы то ни было видов его, а по законам гражданским движимое имущество бывает наличноё и долговое, то мы должны признать, что предметом мошенничества может быть то и другое.

Определения законов гражданских по этому вопросу суть:

Т. X ч. I ст. 416. Наличное имущество владельца составляют: деревни, земли, дома, капиталы, вещи и все то, что владельцу укреплено, передано или им садам произведено и за ним состоит, хотя бы состояло притом и в споре, доколе спор окончательно не разрешен.

ct. 417. К составу имуществ наличных причисляются и тяжбы по оным, в судебных местах производимые.

Ст. 418. Имущества долговая суть все имущества, в долгах на других лицах состоящая, и все то, что нам принадлежит по договорам, заемным письмам, векселям и всякого рода обязательствам.

Ст. 419. К составу долговых имуществ принадлежат и иски наши на других по сим имуществам.

Мы уже имели случай заметить, что постановления гражданских законов, нормирующие имущественные отношения, должны быть обязательны и для судов уголовных. К разряду их принадлежат те узаконения, которыми определяется движимый характер имущества в юридическом смысле. Поэтому мошенничество как преступление против движимого имущества, несомненно, обнимает такие случаи: выманивание обманом какого либо обязательства, имеющего характер имущества; подкладывание обманом для подписи иного документа, чем тот, который желала подписать сторона обманутая [9]; побуждение обманом к прекращению тяжбы или иска подачею в суд о том бумаги; выманивание обманом чужих обязательств, заемных писем или векселей посредством передаточной надписи; выманивание обязательства, имеющего, имущественную ценность и выданного самим виновным, хотя бы это обязательство имело своим предметом право на личный труд и т. д.

Правда, упоминаемые здесь «договоры и обязательства» представляют собою лишь знаки имущественных ценностей, но они, как и бумажные деньги, имеют по закону имущественную ценность. В частности против включения в предмет мошенничества тяжб и исков на других можно возразить, что иск не составляет еще имущества в смысле блага, могущего служить к удовлетворению различных потребностей и что, признавая его предметом преступления, мы запутаемся при определении ценности его. Но первое возражение опровергается прямым указанием закона, который относит иски и тяжбы к имуществам; второе же, не подрывая выставленного взгляда, направлено лишь к указанию практических затруднений,

Долговое имущество обыкновенно обеспечивается какими либо знаками--документами; это, впрочем, не составляет его необходимое условие, так как по ст. 419 т. X ч. I зак. гражд. иски признаются долговым, а по ст. 417 тяжбы наличным имуществом совершенно независимо от того, представил ли истец суду в доказательство своего иска или тяжбы какой либо документ или не представил; а если обращение в суд по какому либо основанию, признано имуществом, то, конечно, только потому, что закон придавал имущественное значение тому основанию, в силу которого сторона обратилась к суду--спорному праву его относительно другого.

Наша судебная практика вполне соглашается с проводимым мною взглядом, признавая, что предметом мошенничества может быть и имущество долговое, и притом как обеспеченное письменными документами, так и не обеспеченное ими. Приведу примеры.

К. p. IV, 879. Крестьянин Вавил Головин подрядил 14 крестьян деревни Ванозера, по письменному условию, доставить, 270 саж. дров на берег реки Сорки. Впоследствии к этому условию присоединились еще, 24 крестьянина, а З апреля 1869г. крестьянин Антипов за себя и по доверенности других принес мировому судье жалобу на Головина, что он замерил дрова, и просил, обмерив их, что окажется замеренным неправильно, им возвратить и дать им расчет (по наемному договору), а с Головиным поступить по уголовным законам. Мировые учреждения признали здесь обман в расчете платежа и применили ст. 173 и 5 п. 174 уст о наказ.; кас. сенат, отменив их решение вследствие процессуальных соображений, не отрицал однако, что действие Головина представляет наличность условий мошенничества. Между тем предметом преступления здесь является право крестьян требовать платеж денег за личный труд, т. е. имущество долговое.

К. р. IV, 1082 по делу Пайкоса--обстоятельства дела вполне напоминают первый случай, с тем лишь различием, что у возчиков не было письменного условия и обвиняемый покушался обсчитать их не обмером, а обвесом.

К. р. V, 352. Мещанин Типикин, признав виновным в том, что выманил посредством обмана у крестьян Митрофанова, Фирсанова и Яковлева расписку о получении платежа за проданный им дуб, с тем, чтобы лишить их этого дуба. Мировые учреждения применили к действию Типикина ст. 173 и 174 пп. 2 и 3 уст. о наказ, с чем согласился и кас. сенат, между тем здесь предметом преступления было право потерпевших требовать от Типикина дуб, т. е. долговое имущество.

К. р. V, 519. Любовицкий, губ. секретарь, присяжными заседателями признан виновным в том, что, желая воспользоваться тремя, рублями, следовавшими солдатской жене Марье Морозовой за службу у него, согласился, по просьбе Морозовой, написать мужу ее письмо и отправить его вместе с означенными тремя рублями в г. Любаву, но, не отослав этих денег, ложно уверил ее в противном и таким образом присвоил принадлежащие Морозовой деньги, а для того, чтобы уверить Марью Морозову в действительности отсылки мужу ее 3 р., передал Морозовой чужую переправленную почтовую расписку. Суд применил к его действию 1665 и 1666 ст. Улож. и 3 п. 175 уст. о наказ., т. е, признал его виновным в мошенничестве с особыми приготовлениями. Эту квалификацию утвердил кас. сенат, хотя опять-таки и здесь предметом нарушения было имущество долговое, не обеспеченное формальным документом -- право Морозовой требовать с Любовицкого уплату денег за личный труд.

Примеров этого рода в нашей практике очень много и, повторяю, они бесспорно относятся к мошенничеству, что подтверждается и точным смыслом ст. 113 уст. о наказ., причисляющей сюда обманы в расчете; платежа, т. е. посягательства на чужое долговое имущество. Но иногда они перёходят в банкротство и злостную несостоятельность; о границах их с мошенничеством мы скажем ниже.

К имуществу отвлеченному относятся: право литературной и художественной собственности; привилегии на изобретения земледельческие, фабричные и мануфактурные; право фирмы

а) Преступления против литературной и художественной собственности выделены нашим законодательством из иных преступлений против чужого движимого имущества, благодаря особенностям способа действия, вытекающим из свойства предмета нарушения. Но как быть, если нарушение такого имущества становится возможным при помощи одного из способов действия общих имущественных преступлений, не предусмотренного в ряду специальных постановлений о нарушениях этого рода? Приведу пример.

А. посредством ложных уверений, установляющих состав мошенничества, побуждает Б.--автора сочинения или художественного произведения -- уступить ему право собственности на это произведение или дать ему в нем пай.

Расчленяя это действие А. на его составные части, мы видим в нем выманивание чужого движимого имущества (так как отвлеченная собственность не есть имущество недвижимое), притом выманивание его преступным способом действия, характеризующим мошенничество и не обнимаемым теми узаконениями, которая постановлены специально для преступлений против отвлеченной собственности. Не составляя таким образом особого преступления и удовлетворяя условиям общего, действие А. должно быть признано мошенничеством. Эта мысль подтверждается и точным смыслом ст. 1684 Улож. о наказ.; согласно ей о контрафакции как особом имущественном преступлении может быть речь только в таком случае, когда со стороны виновного не было употреблено «никакого подлога или иного обмана»; след. при наличности их действие рассматривается как такое преступление, в состав которых входит или подлог или обман.

Приведенный случай, ясно, есть лишь один из конкретных примеров и выставленное начало далеко не исчерпывается им. Оно имеет место при всяком выманивании обманом у хозяина отвлеченной собственности его прав вполне или отчасти; но специальным постановлением закон не признает здесь обмана в действии лица, продающего право отвлеченной собственности нескольким порознь: тут применяется наказание ст. 1684; с другой стороны, если выманивание обманом чужой отвлеченной собственности, как имущественной ценности сопровождается похищением авторства, то здесь назначается, наказание по совокупности преступлений (литературная кража--ст. 1683, и мошенничество).

б) Относительно нарушения обманом привилегий на изобретения должно дать противоположный ответ, так как ст. 1363 Улож. создает. из него особое преступление, не обращая при этом никакого внимания на способ действия виновного.

в) Наконец, право фирмы во действующему законодательству состоит в неприкосновенности знаков торгового дома или какого либо производительного учреждения, прикладываемых с дозволения правительства к выделанным или продаваемым ими предметам. Нарушение его может быть произведено различными способами действия. Из них подделка таких знаков и употребление подделанных для прикладывания к выпускаемым в продажу предметам составляет самостоятельное преступление, предусмотренное ст. 1354 Улож.; она, впрочем, по буквальному смыслу охраняет только фирмы русских фабрикантов, заводчиков и торговцев, но 2 (14) июня 1857 года, трактатом о торговле и мореплавании, сила ее распространена и на охранение французских фирм от нарушений в пределах России. Дополняющая этот трактат декларация 6 (18) мая 1870 нашла нужным запретить не только те подделки знаков французских фирм, которые совершаются в пределах России, но и вне ее, лишь бы только в России предметы с такими подделанными фирмами выпускались в продажу; вместе с тем эта декларация ввела то существенное изменение, что, вместо ст. 1354 Улож. назначаются наказания за мошенничество, если указанные фабричные знаки и клейма подделываются в государствах, с которыми у нас не существует международных торговых трактатов; в других же случаях по прежнему должна применяться ст. 1354, так как декларация 6 мая не отменяет трактата 1857 и даже сама

Считается входящею в состав этого трактата, имея равную с ним силу [10]. Но мы увидим, что этот способ действия далеко не удовлетворяет всем условиям мошенничества и потому включение его в это преступление через чур, поспешно. Нельзя, однако, отрицать, что при наличности на стороне способа действия условий мошенничества, право фирмы по действующему законодательству может быть предметом этого преступления, так как оно имеет все условия имущества, стоящего под юридической охраной.

Хотя наша судебная практика еще не представила примеров выманивания отвлеченного имущества посредством обмана, но русская юридическая литература уже успела высказаться по этому вопросу и пришла к тем же результатам, которые указаны мною. Так г. Неклюдов, Руководство II, 641 также признает отвлеченное имущество и, в том числе, право фирмы возможным предметом мошенничества.

Казенное имущество в прежнем нашем законодательстве охранялось более строго, чем имущество частное. Воинские артикулы назначают даже за воровство казенного имущества смертную казнь. Хотя впоследствии указ 1828 марта 22 сгладил различие в наказуемости похищения того и другого, но не далее как в 1833 октября 25 велено было судить всех мещан и купцов империи военным судом за воровство одного из видов казенного имущества -- воинского [11]. Свод Зак. совершенно сравнивает похищение казенного и частного имущества и даже для чиновников, которым оно было вверено по службе, назначает обыкновенное наказание за воровство -- кражу, с тем лишь различием, что они обязаны двойным взысканием похищенного (ст. 320, 321 Св. Зак. т. ХV изд, 1842). Уложение о наказаниях постановляет: ст. 548. За всякое, особыми какого либо рода в сем уложении или в других постановлениях правилами именно не означенное, похищение казенной собственности, виновные подвергаются тем же наказаниям, которые определяются за похищение собственности частной.

Здесь, однако, разумеется имущество, уже поступившее в казну; что же касается уклонения от платежа податей, пошлин и других дефраудации, то оно не соответствуют условиям мошенничества как по способу действия, так и по условиям предмета нарушения, и потому выделяются законом в особые преступления; таковы контрабанда, ложные показания для уклонения от платежа повинностей и т. под. Установляя некоторые особенные правила для чиновников за растрату и самовольное пользование казенным или вверенным им по службе имуществом [12], ваше законодательство приравнивает совершенное ими похищение с общим, если только оно не переходит в вымогательство или иное служебное преступление.

Усиленная наказуемость нарушений церковного имущества еще старее, чем усиленная наказуемость посягательств на имущество казенное. Уже судебники сравнивают церковную татьбу с головною; Соборное Уложение 1648 относится к ней гораздо строже, чем к обыкновенной татьбе. Тоже продолжается в Своде Законов, который отнес похищение церковного имущества к святотатству. Уложение о наказ. постановляет (изд. 1866);

Ст. 219. Святотатством признается всякое похищение церковных вещей и денег как из самых церквей, так и из часовен, ризниц и других постоянных и временных церковных хранилищ, хотя бы они находились и вне церковного строения. Важность преступления святотатства и наказания за оное увеличиваются, когда оно соединено с оскорблением святыни, с насильственными действиями или со взломом.

Ст. 229. За присвоение денег от кого-либо, данных на свечи или вообще на церковь, или же на содержание монастырей и монашествующих, но еще в имущество церковное не поступивших, виновные подвергаются наказаниям, за присвоение чужого имущества определенным, когда ж без взлома, то лишению всех особенных прав, и преимуществ и ссылке на житье в Сибирь или отдаче в исправительные арестантские роты по 1-й степ. 31 статьи сего Уложения. Если означенные выше сего предметы похищены из лавки, мастерского заведения или иного места, прежде употребления их в богослужении или поступления в церковное имущество, то виновные в сем похищении подвергаются наказаниям, определенным за кражу.

Ст. 232 (Из нее следует, что деньги, находящиеся в церковных кружках или столбах, признаются поступившими в церковное имущество).

Ст. 233. За похищение не из церкви, ризницы или отдельного церковного хранилища, а из какого либо иного места, таких вещей, которые, принадлежа к церковному имуществу, не могут быть почитаемы ни священными, ниже освященными чрез употребление их при богослужении предметами, виновные, смотря по обстоятельствам, сопровождавшим то преступление, подвергаются одному из наказаний, определенных за кражу.

Таковы постановления нашего законодательства о святотатстве Приведенная выше ст. 219, распространяя понятие святотатства на «всякое похищение» церковного имущества, может подать повод думать, что им обнимается и мошенничество в техническом смысле. Но нельзя не обратить внимания, что с одной стороны святотатство существенно зависит от места совершения преступления и выделяется из других видов похищения главным образом благодаря нарушению святости того церковного помещения, в котором оно производится. Вследствие этого даже похищение частного имущества из церковного помещения, с оскорблением святыни, по точному смыслу 2 части 229 ст., признается святотатством. Нарушение же святости церковного помещения законодатель не признает в наличности единственно потому, что в таком церковном помещении совершено какое бы то ни было имущественное преступление; так утайка денег, данных на свечи, в Своде Закон. отнесенная к святотатству, выделена из него Уложением о Наказ. в группу общих имущественных преступлений. След. для признания этого момента в наличности необходим такой способ действия, который носит характер дерзкого игнорирования священной охраны, как кража, грабеж и разбой. Это подтверждается и теми увеличивающими вину обстоятельствами, которые указываются в святотатстве; здесь нашему законодательству знакомы насильственное нападение на церковь и совершение в ней различных насильственных действий над лицами или вещами, явно нарушающих святость церковного помещения; действия, с внешней стороны признающие эту святость, не указаны здесь хотя бы по началам об общих имущественных преступлениях они свидетельствовали об усиленной преступности. С другой стороны, говоря о ненасильственных видах, святотатства, законодатель обращает внимание только на то, было ли оно совершено со взломом или без взлома, и если находит нужным выделить данный случай из святотатства, то относит его к краже. По его мысли, всякое такое святотатство предполагает возможность совершения его со взломом, т. е. предполагает наличность условий кражи. Это весьма рельефно подтверждается ст. 233; похищение церковного имущества из частных помещений наказывается как тот вид кражи, которой соответствует деяние виновного по сопровождавшим его обстоятельствам.

Таким образом, я прихожу к заключению, что выманивание обманом церковного имущества без наличности условий разбоя, грабежа или кражи не составляет святотатства по русскому праву и может быть преследуемо только как обыкновенное мошенничество. Этот взгляд русского права находит себе подтверждение в самой природе святотатства как особого преступления,

В самом деле, выделение его из группы общих нарушений чужого имущества вызвано тем, что святотатство вместе с причинением имущественного ущерба церкви как имущественной единице оскорбляет религиозное чувство верующих, нарушая святость тех помещений, которые предназначены для служения божеству и поставлены под особой религиозной охраной. Это существенное условие святотатства. Но мошенничество не обладает им; здесь виновный не издевается над священным местом, а разве над теми лицами, которым поручена охрана церковного имущества. Вот почему и иноземные уложения, напр., французское и бельгийское, не находят нужным видеть в церковном характере имущества квалифицирующее обстоятельство мошенничества.

Страницы: 1, 2, 3