Защита прав человека в период вооруженных конфликтов

стопроцентная действенность запрета принципа отрицательной взаимности

вызывает сомнения, особенно в тех случаях, когда нарушения определенных

норм Конвенций могут обеспечить виновной стороне явное военное

преимущество. Речь идет прежде всего о нормах, запрещающих или

ограничивающих применение оружия большой военной значимости. Так,

существует широко распространенное мнение о том, что запрет на

использование оружия массового поражения действует на основе принципа

взаимности. Такое положение соответствует его военному значению, поскольку,

действительно, трудно согласиться с тем, что воюющая сторона должна будет

просто смириться с пагубными последствиями, которыми чревато для нее

применение противником оружия массового поражения, в то время как она

обладает потенциалом адекватного ответного удара, и может, таким образом,

восстановить военное равновесие1 .

Женевские конвенции придают большое значение принципу положительной

взаимности. Он выражается в том, что если одна из сторон, находящихся в

конфликте, не является участницей Конвенций, но принимает и применяет

положения Конвенции, то другая сторона - участница Конвенции - будет

обязана применять их в отношении противной стороны. Положительный аспект

принципа взаимности, как и его отрицательный аспект, можно

проиллюстрировать на примере того же оружия массового поражения: в ходе

недавней войны в Персидском заливе оно имелось практически у каждого из

воюющих государств, но ни одно из них фактически не прибегло к его

использованию.

Репрессалии, или ответные меры воюющих сторон, - второе проявление

коллективной ответственности. Репрессалии определяются как намеренное

нарушение определенной правовой нормы, совершаемое одной из сторон,

находящихся в конфликте, с целью принудить власти противной стороны

прекратить политику нарушения той же самой или иной нормы из того же свода

законов. Из этого следует, что репрессалии должны быть прекращены сразу же,

как только противная сторона откажется от проведения политики, вменяемой ей

в вину. Несмотря на то, что среди юристов-международников нет единства по

вопросу правомерности применения репрессалий2, необходимо заметить, что в

принципе репрессалии запрещены международным правом. Например, в докладе

Генерального секретаря ООН от 20 ноября 1969 года отмечается, что гарантией

исполнения норм международного гуманитарного права является “боязнь

репрессалий и возможных санкций”; что репрессалии запрещены международным

правом3. В резолюции Генеральной Ассамблеи ООН 2675 (XXV) от 9 декабря 1970

года говорится, что “гражданское население или отдельные гражданские лица

не должны быть объектами репрессалий” (п. 7)4. Данное положение позднее

нашло свое отражение в п. 6 ст. 51 Дополнительного протокола I. Ст. 20

Протокола I устанавливает правило, согласно которому запрещаются

репрессалии против лиц, которым предоставляется защита, т.е. против

раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение. В целом,

Дополнительный протокол I запрещает любые формы насилия, физические и

психические пытки, а также другие репрессалии как в отношении гражданского

населения, так и в отношении военнопленных, раненых и больных. Однако,

общей запретительной нормы такого рода в Протоколе I нет, что снижает

эффективность положений о репрессалиях. Из анализа действующих норм,

посвященных защите прав человека в условиях вооруженных конфликтов,

следует, что нельзя согласиться с теми юристами, которые считают, что любые

репрессалии во время вооруженного конфликта являются допустимыми.

Бесспорным является тот факт, что репрессалии против жертв войны, должны

быть безусловно запрещены.

Следующим проявлением коллективной ответственности воюющей стороны

является ответственность в узком смысле, т.е. финансовая ответственность

государства за ущерб, причиненный неправомерными действиями. Уже Гаагская

Конвенция 1907 года о законах и обычаях сухопутной войны предусмотрела в

статье 3, что воюющая сторона, ответственная за нарушения правил,

установленных Конвенцией, “должна будет возместить убытки, если к тому есть

основания”. Аналогичная формулировка содержится и в ст. 91 Дополнительного

протокола I. На практике финансовая ответственность сводится чаще всего к

возложению мирным договором на потерпевшую поражение сторону обязательства

выплатить победителю крупную сумму репараций1 за финансовые потери,

понесенные им в результате войны. Однако, очевидно, что объем репараций

окажется намного меньше совокупных финансовых потерь, понесенных

победителем. Более того, важно, что объем репараций никогда не определяется

величиной ущерба, нанесенного неправомерными действиями, т.е. вызванными

нарушениями прав человека в условиях вооруженного конфликта, и не ставится

в прямую зависимость от него; не говоря уже о том, что не учитывается

взаимный ущерб, причиненный неправомерными действиями обеих сторон. В

довершение всего потерпевшая поражение сторона может быть принуждена не

только отказаться от любых претензий по возмещению ущерба, который она

могла бы иметь к победителю, но будет вынуждена принять любые претензии,

которые ее граждане могли бы иметь к победителю, на свой счет. Подобный

пункт в тексте мирного договора между Японией и США привел к замечательному

в своем роде прецеденту, ставшему предметом разбирательства в японском

суде. Было заявлено, что применение Соединенными Штатами атомных бомб

против Хиросимы и Нагасаки представляло собой неправомерный акт, и что,

следовательно, правительство Японии обязано компенсировать причиненный

ущерб. Суд, хотя и признал, что использование атомных бомб было, конечно

же, незаконным, не пошел на то, чтобы удовлетворить претензии,

предъявлявшиеся на этом основании к японскому правительству1.

Основное значение разных проявлений коллективной ответственности

государств заключается в их сдерживающем воздействии. Осознание того, что

всякое нарушение прав человека в условиях вооруженного конфликта влечет за

собой ответственность государства (и, безусловно, может вызвать

незамедлительную реакцию противника по принципу отрицательной взаимности

или же, в более длительной перспективе может обернуться для государства

необходимостью платить по окончании войны контрибуцию2 за причиненный

ущерб), должно стать для властей дополнительным стимулом к тому, чтобы

соблюдать данный свод законов. Такое воздействие на воюющее государство

может значительно усилиться путем давления извне, оказываемого общественным

мнением, которое нередко создается сообщениями и комментариями в средствах

массовой информации. Давление извне может также принять форму

конфиденциальных или публичных представлений, сделанных третьими сторонами:

правительствами, региональными или всемирными межправительственными

организациями. Наконец, как члены международного сообщества и нередко как

участники международных договоров (например, одной из Женевских Конвенций

1949 г.), которые в данном случае подвергаются нарушениям, все воюющие

государства в равной степени заинтересованы в том, чтобы было обеспечено

уважение и защита прав человека в условиях вооруженного конфликта. Общая

для всех Женевских Конвенций статья 1 выражает эту мысль, утверждая, что

все договаривающиеся государства “обязуются ... соблюдать и заставлять

соблюдать” Конвенции “при любых обстоятельствах” (принцип положительной

взаимности - см. выше). Международный Суд высказался об этом так:

“подобное обязательство вытекает не только из самих Конвенций, но также из

общих принципов гуманитарного права, которые в Конвенциях лишь особым

образом выражены”. (Решение Международного Суда от 27 июня 1986 г. по

делу: Никарагуа против Соединенных Штатов Америки, с.220)3.

При рассмотрении вопроса о коллективной ответственности государств за

нарушения прав человека в течение вооруженных конфликтов, нельзя оставить

незамеченной роль Организации Обьединенных Наций. Ст. 89 Дополнительного

протокола I ограничивается утверждением, что “в случае серьезных нарушений

Конвенций или настоящего Протокола” государства-участники “обязуются

принимать меры как совместно, так и индивидуально, в сотрудничестве с

Организацией Обьединенных Наций и в соответствии с Уставом Организации

Обьединенных Наций”. Необходимо подчеркнуть, что и Генеральная Ассамблея, и

Совет Безопасности неоднократно принимали резолюции, призывая стороны,

участвующие в том или ином вооруженном конфликте соблюдать свои

обязательства, предусмотренные нормами, касающимися защиты прав человека в

условиях вооруженных конфликтов. Ответственность стороны в конфликте за

нарушения Конвенций или Протокола предполагает, что такие серьезные

нарушения действительно имели место, т.е. что факты таковых были должным

образом установлены. К сожалению, в отношении многих норм Протокола I

установить такие нарушения очень трудно. Ст. 90 предусматривает в такого

рода затрудненных положениях возможность учреждения “международной комиссии

по установлению фактов”. Комиссия должна быть учреждена после того, как не

менее 20 договаривающихся государств посредством одностороннего заявления

“согласятся принять компетенцию Комиссии”. После учреждения Комиссия

компетентна расследовать факты, касающиеся предполагаемых серьезных

нарушений Конвенций или Протокола I, и “содействовать путем оказания своих

добрых услуг восстановлению уважительного отношения к Конвенциям и

настоящему Протоколу”. Комиссия была учреждена 25 июня 1991 года (на

31.12.92 г. о своем признании компетенции Комиссии заявили 33

государства)1. В настоящее время деятельность Комиссии в существенной мере

способствует быстрому и своевременному разрешению споров, возникающих в

результате предъявления обвинений в серьезных нарушениях Женевских

Конвенций и Дополнительного протокола I к ним, а также снижению

напряженности, сопутствующей таким обвинениям. В задачу Комиссии не входит

давать правовую оценку ситуации, т.е. говорить о законности или

незаконности рассматриваемых действий. Несмотря на это ограничение

Международная комиссия по установлению фактов безусловно внесет ценный

вклад в дело защиты прав человека во время вооруженных конфликтов.

3.2. Индивидуальная ответственность.

Статья 3 IV Гаагской Конвенции 1907 года возложила на сторону,

находящуюся в конфликте, ответственность “за все действия, совершенные

лицами, входящими в состав ее военных сил” (аналогичная формулировка

содержится в ст. 91 Дополнительного протокола I). Кроме того, ст. 12 III

Женевской конвенции 1949 г. и ст. 29 IV Конвенции упоминают ответственность

государства за предусмотренное этими Конвенциями обращение с

покровительствуемыми лицами, “независимо от ответственности, которая может

пасть на отдельных лиц”. Однако, нарушения прав человека в условиях

вооруженных конфликтов совершаются людьми, а не абстрактными категориями, и

только путем наказания отдельных индивидов, совершающих такие преступления,

можно говорить о защите нарушенных прав. В основе ответственности

физических лиц за нарушения прав человека в период вооруженных конфликтов

лежат общие принципы уголовной ответственности, а также принципы

нераспространения на такие преступления сроков давности и непредоставления

уголовным преступникам права убежища, сформулированные как в международно-

правовых актах, так и в национальном законодательстве. Согласно Женевским

конвенциям 1949 года государства обязаны ввести в действие национальные

законы, необходимые для обеспечения эффективных уголовных наказаний лиц,

совершивших или приказавших совершить те или иные нарушения Конвенций. Это

обязательство возложено на все государства, в том числе и на невоюющие; оно

обязательно независимо от места и времени совершения преступления и от его

характера.

В международно-правовых актах, содержащих нормы об уголовной

ответственности отдельных лиц, было сформулировано понятие “военный

преступник” - то есть лицо, совершившее преступление против мира, законов и

обычаев ведения войны и против человечности. Виды и состав таких

преступлений также раскрывается в этих актах (см. ниже). В современном

международном праве различают две группы индивидов как субъектов

международной уголовной ответственности:

а) главные военные преступники, отвечающие как за свои преступные деяния,

так и за действия исполнителей приказов;

б) непосредственные участники международных преступлений.

К первой группе относятся государственные деятели, военные, дипломаты,

финансисты, юристы, публицисты и др. Судить этих лиц могут как специально

создаваемые международные военные трибуналы, так и национальные суды

потерпевших государств. В основе подсудности таких лиц лежит принцип

территориального применения уголовных законов, согласно которому

государство вправе преследовать лиц, совершивших преступления на его

территории. Ко второй группе относятся лица, которые исполняли преступные

приказы или совершали преступления по собственной инициативе1.

Содержание нормы об уголовной ответственности индивидов за нарушения

прав человека в период вооруженных конфликтов раскрывается в источниках

международного права. Речь идет прежде всего об уставах международных

военных трибуналов для суда над главными немецкими и японскими военными

преступниками (соответственно Устав Нюрнбергского международного военного

трибунала 1945 года и Устав Токийского международного военного трибунала

1946 года), а также о двух современных уставах Международных трибуналов (по

Югославии 1993 года и по Руанде 1994 года)1. Значение всех вышеназванных

уставов заключается в том, что они, во-первых, со всей категоричностью

подтвердили принцип индивидуальной ответственности за нарушение норм и

принципов защиты прав человека в условиях вооруженных конфликтов, и, во-

вторых, сформулировали составы преступлений, за которые лица, их

совершившие, должны нести уголовную ответственность. Статья 6 Устава

Нюрнбергского международного военного трибунала устанавливает следующие

виды преступлений:

а) преступления против мира, а именно: планирование, подготовка,

развязывание, ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных

договоров, соглашений или заверений, а также участие в общем плане или

заговоре, направленными на осуществление любого из вышеперечисленных

действий;

b) военные преступления, а именно: нарушение законов или обычаев войны, к

которым относятся убийства, истязания, увод в рабство или для других целей

гражданского населения оккупированной территории; убийства, истязания

военнопленных или лиц, находящихся в море;

убийства заложников; ограбление общественной или частной собственности;

бессмысленное разрушение городов или деревень; разорение, не оправданное

военной необходимостью, и другие преступления;

с) преступления против человечности, а именно: убийства, истребление,

порабощение, ссылка и другие жестокости, совершенные в отношении

гражданского населения до или во время войны, или преследования по

политическим, расовым или религиозным мотивам с целью осуществления или в

связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от

того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они

были совершены, или нет2. Устав Международного трибунала по Югославии также

классифицировал преступления против человечества на три группы, однако

вместо преступлений против мира в качестве отдельной группы он выделил

геноцид (интересно, что Устав Международного трибунала по Руанде

предусматривает только две группы преступлений, за совершение которых

отдельные физические лица несут уголовную ответственность - геноцид и

преступления против человечности), поскольку принятая еще в 1948 году

Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказания за него в ст.

I подчеркнула, что “геноцид, независимо от того, совершается ли он в мирное

или в военное время, является преступлением, которое нарушает нормы

международного права”. Под геноцидом Конвенция понимает “следующие

действия, совершаемые с намерением уничтожить полностью или частично, какую-

либо национальную, этническую, расовую или религиозную группу как таковую:

а) убийство членов такой группы;

b) причинение серьезных телесных повреждений или умственного расстройства

членам такой группы;

с) умышленное создание для какой-либо группы таких жизненных условий,

которые рассчитаны на полное или частичное физическое уничтожение ее;

d) меры, рассчитанные на предотвращение деторождения в среде такой группы;

е) насильственная передача детей из одной человеческой группы в другую”

(ст. II)1.

Уголовная ответственность военных преступников может осуществляться в

двух формах. Во-первых, государства в соответствии со своим национальным

законодательством вправе сами судить военных преступников или выдавать их

для суда над ними государствам, на территории которых они совершили

преступления. Во-вторых, в отдельных случаях государства могут создавать

международные суды (трибуналы). В основе подсудности военных преступников

лежит принцип территориального действия уголовных законов, согласно

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9