Кризис в отнощениях России и Японии

передачи Шикотана и Хабомаи Японии. Что касается Кунашира Итурупа, то

Полторанин выразил готовность вести по их поводу переговоры. Вице-премьер

сделал в Японии несколько иных заявлений, касающихся процедуры передачи

островов. Впрочем, после возвращения в Москву он объявил, что «подбрасывал»

варианты решения курильской проблемы только для зондажа общественного

мнения, а вести переговоры по территориальному вопросу он просто не был

уполномочен. Перед предполагавшимся визитом Ельцина в Токио в сентябре 1992

г. российская сторона подверглась массированному нажиму со стороны Токио. В

ряде случаев российские должностные лица даже охарактеризовали японскую

тактику как «ультимативную форму ведения диалога». Министр иностранных дел

Японии М. Ватанабэ открыто ставил вопрос не только о подтверждении

Совместной декларации 1956 г., но и о необходимости высказать «отношение к

вопросу о принадлежности Кунашира и Итурупа», подчеркивая, что только

после выполнения этих условий перед японо-российскими отношениями откроются

широкие перспективы.

Между тем заявления представителей МИДа и регулярные утечки информации

резко накалили общественную атмосферу. В Верховном Совете представители

различных политических сил высказывали мнение, что президенту лучше

отложить визит в Токио. Началось разногласие в президентской

администрации и иных структурах исполнительной власти. В конечном счете

президент принял решение временно отменить свой визит в Токио. Позднее

Ельцин подписал указ о предоставлении Курильским островам, включая Южные

Курилы, статуса свободной экономической зоны с широкими правами для местных

властей, раздачей в аренду земельных участков сроком до 99 лет, налоговыми

привилегиями и другими льготами. Тем самым Москва определила зону, которую

японцы считают спорной, как территорию, безусловно принадлежащую Российской

Федерации. Однако после протестов официального Токио действие указа было

практически заморожено в той его части, которая относилась к Южным Курилам.

3.2. Правовые трактовки южнокурильской проблемы.

В России существуют различные принципиальные подходы к курильской проблеме.

Очевидно, что политические позиции, ведомственные интересы и

профессиональные знания сыграли весьма существенную роль в определении

взглядов того или иного автора. Скажем, военные предпочитают не

сосредоточиваться на особенностях юридического анализа, обращая главное

внимание на изложение позиции своих ведомств относительно стратегического

значения Южных Курил. Общим для опубликованных в советское время работ,

принадлежащих юристам, были ссылки на одни и те же правовые нормы. Это

объяснялось главным образом особенностью существовавшей системы,

требовавшей предельного единообразия мнений ключевых областях, в том числе

и в области международных сношений. Территориальный вопрос принадлежал,

несомненно, к сфере безусловного табу на разнообразие не только позиций, но

и аргументов. В качестве особенности обсуждения курильской проблемы отметим

также тот факт, что на последнем этапе горбачевских реформ и после раскола

СССР резко возросла частота упоминания термина «международное право».

Последнее обстоятельство, на наш взгляд, не должно приводить к выводу, что

и дискуссия полностью перешла в плоскость международного права. Речь идет

именно об упоминании термина «международное право», и не более того. Вместе

с тем сам факт участившегося употребления этого понятия и несомненного

желания видеть в праве что-то ироде ориентира на пути разрешения сложных

вопросов означает утверждение в российской жизни нового феномена. Этот

феномен отразил, на наш взгляд, растущее признание роли права вообще, и

международного права в частности, российским обществом. Другое дело, что за

упоминанием данного термина часто не скрывалось ничего, кроме желания

подкрепить свою позицию по конкретному вопросу ссылкой на ставшее модным

определение.

В некоторой мере это обстоятельство вызвано тем, что юристы и тем более

специалисты по международному праву крайне редко обращались к анализу

проблемы Южных Курил. Однако для нас в данной работе представляет особый

интерес точка зрения, акцентирующая значение как раз правового подхода к

курильской проблеме. Одна из наиболее заметных попыток обосновать значение

данного угла зрения была предпринята С. Пунжиным. Он указывает, что,

поскольку две страны претендуют на одну и ту же территорию, суть спора

должна заключаться в установлении права на владение ею, то есть правового

титула. Таким образом, главное содержание спора имеет юридический характер,

а другие аспекты (политический, военный, экономический) лишь добавляют

штрихи к общему рисунку, в целом не меняя картины, И раз спор является

правовым, то и разрешен он должен быть на основе международного права.

Поэтому, считает Пунжин, в курильской проблеме надо выделить ее юридическую

сущность и абстрагироваться от всех иных соображений, какими бы важными

на первый взгляд они ни казались.

Данная точка зрения — единственный пример развернутого изложения

необходимости приоритета правового подхода к южнокурильскому вопросу. В

остальных случаях участники дискуссии ограничивались лишь кратким

заявлением относительно особенностей своего подхода к рассматриваемой

проблематике. Как бы то ни было, идея рассмотрения курильского вопроса

преимущественно в рамках международного права формально завоевала в

последние годы доминирующие позиции среди советских и российских политиков

и ученых. Вместе с тем авторитет правового подхода не является бесспорным.

Неоднократно авторы ограничивались лишь заявлением, что курильская проблема

должна решаться в соответствии с международным правом, а затем переходили к

изложению аргументов иного порядка. Отметим также, что большинство

участников дискуссии, судя по их высказываниям, отождествляют право вообще

и международное право в частности со своим представлением о справедливости.

Одно из важнейших мест в дискуссии заняла историческая аргументация права

на владение Южными Курилами. Следует отметить, что ряд авторов высказывает

мнение, что данный подход не имеет значения для реалий сегодняшнего

дня. Так, В. Зайцев, В. Росин и А. Загорский утверждают, что «международное

право фактически не признает историческую аргументацию при выдвижении

территориальных претензий и не рассматривает появление первопроходцев в

качестве факта, свидетельствующего о присоединении территорий». Впрочем,

это крайняя точка зрения, которая редко встречается в статьях и

выступлениях по курильской проблеме.

По мнению большинства советских и российских авторов, именно России

принадлежат исторические права на Курильские острова. Речь идет главным

образом о «праве первооткрывателя и «праве хозяйственного освоения» данных

территорий, то есть, по существу, о «праве первоосвоения». Вместе с тем в

последнее время появились и утверждения, что неопровержимо доказать так

называемое право первоосвоения ни Россия, ни Япония не в состоянии.

Освоение Курил шло параллельно — русскими с севера, а японцами с юга.

Установить, где проходила граница между двумя потоками освоения, в

настоящее время крайне трудно. Существует и крайняя прояпонская точка

зрения, согласно которой Южные Курилы были открыты и освоены первоначально

японцами, и только потом там появились русские первопоселенцы. Пунжин

исходит из того, что в теории международного права применительно к XIX —

первой половине XX в. присвоение государством территории, не находящейся

под властью другого государства (tегга nullius), именуется оккупацией,

которая была правомерным способом приобретения территории. Оккупация могла

последовать за открытием, представлявшим, как правило, символический акт.

Сам же акт открытия не являлся полным правовым титулом на открываемую

территорию, а давал возможность государству первому осуществить оккупацию в

течение «разумного срока». Оккупация, предоставлявшая государству желаемый

им титул, должна была включать реальное занятие территории, в том числе

формальные акты, включавшие в себя водружение флага или издание декларации,

а также меры по обеспечению данного акта — контроль за территорией,

который бы обеспечил авторитет флага. Оккупация также подразумевала

постоянное управление присоединяемой территорией. Под этим подразумевалось

создание ответственных органов власти, которые бы осуществляли управление

данной местностью. Ни Россия, ни Япония, утверждает Пунжин, не

осуществили ни реальное завладение Курилами, ни функцию постоянного

управления на этой территории, а потому нельзя считать, что они приобрели

титул на все Курильские острова.

Специфика позиций советских и российских политиков и ученых заключается в

том, что «право первоосвоения» России и Японии на Южные Курилы

рассматриваются ими лишь как одно из звеньев общей системы доказательств

той или иной точки зрения на принадлежность островов одному из двух

государств. В этом плане ключевое значение в системе исторической

аргументации приобретают первые договоры о территориальном размеживании

между Россией и Японией.

Симодский и Петербургский договоры о территориальном разграничении между

Россией и Японией рассматриваются рядом авторов в России как вынужденные,

заключенные под прямым давлением Токио. Данная точка зрения исходит из

утверждения, что слабость России на ее дальневосточных рубежах заставляла

Петербург идти на постоянные территориальные уступки Токио".

Следовательно, Петербург отказывался от Курил в упомянутых выше договорах

не по доброй воле. Отсюда возможность оспорить значение отказа России от

Курильских островов в пользу Японии в Петербургском договоре и последующих

документах.

Существуют и другие позиции по данному вопросу. Так, В. Гайдар

высказывает мнение, что Петербургский договор был достигнут «без применения

или угрозы применения силы». Б. Славннский отмечает, что инструкция

министерства иностранных дел Российской империи ведущему переговоры с Токио

адмиралу Путятину в 1853 г. предписывала добиваться, чтобы граница между

двумя странами проходила бы по проливу между островами Уруп и Итуруп. С

точки зрения данного исследователя, это означает признание со стороны

России, что острова, ставшие ныне предметом спора, должны принадлежать

Японии.

В ряде работ советских авторов было подчеркнуто, что Симодский трактат и

Петербургский договор, в которых было признано право Японии на владение

Южными Курилами, оказались фактически разорваны самой Японией в результате

ее нападения на Россию в 1904 г. и заключения Портсмутского мира. Что

касается Портсмутского договора 1905 г., то он, по мнению советской

стороны, был, по существу разорван, в одностороннем порядке в результате

интервенции японских войск на территорию Советской России в 1918г[8].

Советско-японская конвенция 1925 г. имела в части признания территориальных

статей Портсмутского договора вынужденный характер. Впоследствии и она

потеряла свою силу в результате агрессивных действий Японии в 30-е — 40-е

годы.

Таким образом, превалирующая в советский период точка зрения в целом

сводилась к тому, что Япония потеряла свои права на Южные Курилы из-за

своих односторонних агрессивных действий в отношении СССР, а

территориальное разграничение между СССР (Россией) и Японией должно

осуществляться на основании международно-правовых актов, регулирующих

послевоенное устройство мира[9]. Сторонники этого подхода подчеркивали, что

нападением на Россию в 1904 г., а также оккупацией дальневосточных

территорий Советской России с 1918 по 1925 г. Япония откровенно

игнорировала договоры XIX в. и потому “ее сегодняшняя апелляция к далекому

прошлому по меньшей мере неубедительна”.

3. Основные точки зрения на южнокурильскую проблему.

Критики традиционной точки зрения приводят свои аргументы. Они ссылаются на

то, что Портсмутский договор предусматривал лишь прекращение торговых

договоров между Россией и Японией. Отношение к остальным договорам, по

мнению авторов, должно рассматриваться главным образом через призму

общепринятых в международном праве подходов. Последние между тем

предусматривают, что война не влияет на судьбу договоров. Поэтому

«договоры, определяющие территориальное разграничение между странами, не

аннулируются просто в силу факта войны, а все вопросы решаются в мирном

договоре, и эта норма, во всяком случае в начале XX в., уже действовала.

Таким образом, русско-японская война 1904—1905 гг. и Портсмутский мирный

договор не затронули ни Договора 1875 г., ни статуса Курильских островов».

Аналогичное размежевание существует и относительно правовых обязательств

России уже в советский период ее истории. Следует отметить, что межвоенные

договоры и соглашения не привлекли сколько-нибудь серьезного внимания

политиков и ученых. Единственным исключением является Конвенция от 1925 г.,

зафиксировавшая японский суверенитет над Сахалином и Южными Курилами.

Советские авторы указывали, что одновременно с ее подписанием СССР заявил,

что признание действительности Портсмутского договора не означает, что

Советское правительство разделяет с бывшим царским правительством

политическую ответственность за заключение данного договора. Факт

существования этой декларации интерпретируется как заявление Советского

правительства о временном характере Портсмутского договора. Противоположная

точка зрения основана на том, что «Декларация относилась только к

политической оценке факта заключения договора и не касалась

действительности прав, из него вытекающих, либо временных их рамок».

В определенной мере в отечественной литературе дискутируется проблема

законности оккупации Советским Союзом Южных Курил. По словам В. Гайдара,

СССР овладел Южными Курилами с санкции других держав — членов

антигитлеровской коалиции. Поэтому тезис японской стороны о незаконной

оккупации» Южных Курил может быть адресован не только Москве, но и

остальным великим державам противникам Японии во второй мировой войне. Эта

оккупация могла бы считаться совершенно незаконной, если бы не агрессивные

действия Японии во время войны. Поэтому переход островов под юрисдикцию

сначала СССР, а потом России должен пониматься прежде всего как наказание

агрессора. Похожая точка зрения состоит в том, что отторжение Курил и

Южного Сахалина от Японии представляло собой санкцию, направленную против

державы, несущей ответственность за вторую мировую войну[10]. Близка к

этому мнению и позиция тех политиков и ученых, которые напоминают, что но

Уставу ООН в качестве меры за развязывание второй мировой войны

предусматривается изъятие территорий, служивших базой агрессии[11].

Критики данной позиции указывают на то, что СССР еще до вступления в войну

с Японией стремился к территориальным захватам. Это была типично сталинская

политика, направленная на агрессию. Поэтому, резюмируют свою позицию

некоторые авторы, в отношении Курил СССР осуществлял свои агрессивные

империалистические внешнеполитические цели, а не выступал за реализацию

ответственности Японии за развязывание второй мировой войны.

Общая точка зрения советских и российских авторов состоит в том, что при

определении права (или его отсутствия) СССР (России) на Южные Курилы имеют

значение прежде всего такие документы, как Ялтинское соглашение 1945 г. и

Потсдамская декларация 1945 г. (заявление глав правительств Соединенных

Штатов, Соединенного Королевства и Китая от 26 июля 1945 г.). Япония

заявила, что не считает подписанный в Ялте документ обязательным для себя.

Позиция США сводится к тому, что Ялтинское соглашение не является

документом, имеющим правовые последствия. Напротив, традиционная советская

позиция состоит в безусловной обязательности Ялтинского соглашения как

международного документа, определяющего судьбу послевоенного мира. По

мнению сторонников данной точки зрения, возражения Японии, что она не

являлась участником Ялтинской конференции, а потому ее решение

недействительны для Токио, не могут быть приняты всерьез. Япония

действительно не участвовала и не могла участвовать в разработке Ялтинских

соглашений по той простой причине, что они были заключены государствами

либо воевавшими, против нее, либо принявшими обязательство вступить с ней в

войну. Сторонники этой точки зрения указывают также на обязательство

великих держав безусловно удовлетворить указанные в соглашениях требования

Советского Союза после победы над Японией. СССР выполнил свои обязательства

по Ялтинскому соглашению, вступив в войну с Японией в сроки, согласованные

с другими участниками конференции. Поэтому права СССР на Курильские острова

существуют с момента победоносного окончания войны.

В последние годы такой подход к трактовке Ялтинского соглашения подвергся

серьезной критике. Ялтинское соглашение, пишет Пунжин, «частично

легитимировало» полную советскую оккупацию курильского архипелага. Таким

образом, после второй мировой войны «у СССР возникло не непосредственно

право на Курильские острова, а право требовать от США и Великобритании их

передачи. Следовательно, Ялтинское соглашение не было документом, который

предоставлял правовой титул на Курильские острова. …Условия соглашения

направлены в будущее, представляют собой те положения, которые должны .быть

включены в документы, фиксирующие итоги войны, т. е. должны быть

осуществлены сторонами совместно после окончания второй мировой войны, но

определенно не являются правовым основанием для односторонних действий, не

лают правового титула на Курильские острова».

Одна из основных точек зрения состоит в том, что если Япония официально

заявляет, что не будет руководствоваться положениями Ялтинской декларации,

поскольку не участвовала в Ялтинской конференции, то в отношении

Потсдамского документа эти возражения невозможны. Токио принял условия

Потсдамской декларации в результате подписания акта о капитуляции. Между

тем, как подчеркивают российские авторы, условия Декларации включали в себя

«принцип, по которому определение послевоенных территориальных пределов

этой страны (т. е. Японии) вверялось союзникам. Последние же должны

исходить из имевшихся на этот счет соглашений между ними, в том числе и

соглашения, подписанного в Ялте».

Критики данной позиции обращают внимание на то, что в Потсдамской

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6