Учебник по международным отношениям

него^й^Ынв^^еланий.

^Тризнжвая это, политический реализм отстаивает относительную

автономность указанных аспектов и настаивает на том, что познание каждого

из них требует абстрагирования от других и происходит в собственных

терминах.

Как мы увидим из дальнейшего изложения, не все из вышеприведенных

принципов, сформулированных основателем теории политического реализма Г.

Моргентау, безоговорочно разделяются другими приверженцами — и, тем более,

противниками— данного направления. В то же время его концептуальная

стройность, стремление опираться на объективные законы общественного

развития, стремление к беспристрастному и строгому ана-

23

лизу международной действительности, отличающейся от абстрактных идеалов и

основанных на них бесплодных и опасных иллюзиях, — все это способствовало

расширению влияния и авторитета политического реализма как в академической

среде, так и в кругах государственных деятелей различных стран.

Однако и политический реализм не стал безраздельно господствующей

парадигмой в науке о международных отношениях. Превращению его в

центральное звено, цементирующее начало некоей единой теории с самого

начала мешали его серьезные недостатки.

Дело в том, что, исходя из понимания международных отношений как

«естественного состояния» силового противоборства за обладание властью,

политический реализм, по существу, сводит эти отношения к

межгосударственным, что значительно обедняет их понимание. Более того,

внутренняя и внешняя политика государства в трактовке политических

реалистов выглядят как не связанные друг с другом, а сами государства — как

своего рода взаимозаменяемые механические тела, с идентичной реакцией на

внешние воздействия. Разница лишь в том, что одни государства являются

сильными, а другие — слабыми. Недаром один из влиятельных приверженцев

политического реализма А. Уолферс строил картину международных отношений,

сравнивая взаимодействие государств на мировой арене со столкновением шаров

на бил-лиардном столе (21). Абсолютизация роли силы и недооценка значения

других факторов, — например таких, как духовные ценности, социокультурные

реальности и т.п., — значительно обедняет анализ международных отношений,

снижает степень его достоверности. Это тем более верно, что содержание

таких ключевых для теории политического реализма понятий, как «сила» и

«национальный интерес», остается в ней достаточно расплывчатым, давая повод

для дискуссий и многозначного толкования. Наконец, в своем стремлении

опираться на вечные и неизменные объективные законы международного

взаимодействия политический реализм стал, по сути дела, заложником

собственного подхода. Им не были учтены весьма важные тенденции и уже

произошедшие изменения, которые все в большей степени определяют характер

современных международных отношений от тех, которые господствовали на

международной арене вплоть до начала XX века. Одновременно было упущено еще

одно обстоятельство: то, что указанные изменения требуют применения, наряду

с традиционными, и новых методов и средств научного анализа международных

отношений. Все это вызвало критику в ад-

24

рее политического реализма со стороны приверженцев иных под-хов, и, прежде

всего, со стороны представителей так называемого модернистского направления

и многообразных теорий взаимозависимости и интеграции. Не будет

преувеличением сказать, что эта полемика, фактически сопровождавшая теорию

политического реализма с ее первых шагов, способствовала все большему

осознанию необходимости дополнить политический анализ международных реалий

социологическим.

Представители ^модернизма*, или «научного» направления в анализе

международных отношений, чаще всего не затрагивая исходные постулаты

политического реализма, подвергали резкой критике его приверженность

традиционным методам, основанным, главным образом, на интуиции и

теоретической интерпретации. Полемика между «модернистами» и

«традиционалистами» достигает особого накала, начиная с 60-х гг., получив в

научной литературе название «нового большого спора» (см., например: 12 и

22). Источником этого спора стало настойчивое стремление ряда

исследователей нового поколения (Куинси Райт, Мортон Кап-лан, Карл Дойч,

Дэвид Сингер, Калеви Холсти, Эрнст Хаас и мн. др.) преодолеть недостатки

классического подхода и придать изучению международных отношений подлинно

научный статус. Отсюда повышенное внимание к использованию средств

математики, формализации, к моделированию, сбору и обработке данных, к

эмпирической верификации результатов, а также других исследовательских

процедур, заимствованных из точных дисциплин и противопоставляемых

традиционным методам, основанным на интуиции исследователя, суждениях по

аналогии и т.п. Такой подход, возникший в США, коснулся исследований не

только международных отношений, но и других сфер социальной

действительности, явившись выражением проникновения в общественные науки

более широкой тенденции позитивизма, возникшей на европейской почве еще в

XIX в.

Действительно, еще Сеи-Симон и О. Конт предприняли попытку применить к

изучению социальных феноменов строгие научные методы. Наличие солидной

эмпирической традиции, методик, уже апробированных в таких дисциплинах как

социология или психология, соответствующей технической базы, дающей

исследователям новые средства анализа, побудило американских ученых,

начиная с К. Райта, к стремлению использовать весь этот багаж при изучении

международных отношений. Подобное стремление сопровождалось отказом от

априорных суждений относительно влияния тех или иных факторов на характер

меж-

25

дународных отношений, отрицанием как любых «метафизических предрассудков»,

так и выводов, основывающихся, подобно марксизму, на детерминистских

гипотезах. Однако, как подчеркивает М. Мерль (см.: 16, р. 91—92), такой

подход не означает, что можно обойтись без глобальной объяснительной

гипотезы. Исследование же природных явлений выработало две противоположных

модели, между которыми колеблются и специалисты в области социальных наук.

С одной стороны, это учение Ч. Дарвина о безжалостной борьбе видов и законе

естественного отбора и его марксистская интерпретация. С другой —

органическая философия Г. Спенсера, в основу которой положена концепция

постоянства и стабильности биологических и социальных явлений. Позитивизм в

США пошел по второму пути — пути уподобления общества живому организму,

жизнь которого основана на дифференциации и координации его различных

функций. С этой точки зрения, изучение международных отношений, как и

любого иного вида общественных отношений, должно начинаться с анализа

функций, выполняемых их участниками, с переходом затем к исследованию

взаимодействий между их носителями и, наконец, — к проблемам, связанным с

адаптацией социального организма к своему окружению. В наследии

органицизма, считает М. Мерль, можно выделить два течения. Одно из них

уделяет главное внимание изучению поведения действующих лиц, другое —

артикуляции различных типов такого поведения. Соответственно, первое дало

начало бихевиоризму, а второе — функционализму и системному подходу в науке

о международных отношениях (см.: там же, р. 93).

Явившись реакцией на недостатки традиционных методов изучения

международных отношений, применяемых в теории политического реализма,

модернизм не стал сколь-либо однородным течением — ни в теоретическом, ни в

методологическом плане. Общим для него является, главным образом,

приверженность междисциплинарному подходу, стремление к применению строгих

научных методов и процедур, к увеличению числа поддающихся проверке

эмпирических данных. Его недостатки состоят в фактическом отрицании

специфики международных отношений, фрагментарности конкретных

исследовательских объектов, обусловливающей фактическое отсутствие

целостной картины международных отношений, в неспособности избежать

субъективизма. Тем не менее многие исследования приверженцев модернистского

направления оказались весьма плодотворными, обогатив науку не только новыми

методиками, но и весьма значи-

26

мыми выводами, сделанными на их основе. Важно отметить и то обстоятельство,

что они открыли перспективу микросоциологической парадигмы в изучении

международных отношений.

Если полемика между приверженцами модернизма и политического реализма

касалась, главным образом, методов исследования международных отношений, то

представители транснационализма (Роберт О. Коохейн, Джозеф Най), теорий

интеграции (Дэвид Митрани) и взаимозависимости (Эрнст Хаас, Дэвид Мо-урс)

подвергли критике сами концептуальные основы классической школы. В центре

нового «большого спора», разгоревшегося в конце 60-х — начале 70-х гг.,

оказалась роль государства как участника международных отношений, значение

национального интереса и силы для понимания сути происходящего на мировой

арене.

Сторонники различных теоретических течений, которые могут быть условно

названы «транснационалистами», выдвинули общую идею, согласно которой

политический реализм и свойственная ему этатистская парадигма не

соответствуют характеру и основным тенденциям международных отношений и

потому должны быть отброшены. Международные отношения выходят далеко за

рамки межгосударственных взаимодействий, основанных на национальных

интересах и силовом противоборстве. Государство, как международный актор,

лишается своей монополии. Помимо государств, в международных отношениях

принимают участие индивиды, предприятия, организации, другие

негосударственные объединения. Многообразие участников, видов (культурное и

научное сотрудничество, экономические обмены и т.п.) и «каналов»

(партнерские связи между университетами, религиозными организациями,

землячествами и ассоциациями и т.п.) взаимодействия между ними, вытесняют

государство из центра международного общения, способствуют трансформации

такого общения из «интернационального» (т.е. межгосударственного, если

вспомнить этимологическое значение этого термина) в «транснациональное*

(т.е. осуществляющееся помимо и без участия государств). «Неприятие

преобладающего межправительственного подхода и стремление выйти за рамки

межгосударственных взаимодействий привело нас к размышлениям в терминах

транснациональных отношений», — пишут в предисловии к своей книге

«Транснациональные отношения и мировая политика» американские ученые Дж.

Най и Р. Коохейи.

Революционные изменения в технологии средств связи и транспорта,

трансформация ситуации на мировых рынках, рост числа

27

и значения транснациональных корпораций стимулировали возникновение новых

тенденций на мировой арене. Преобладающими среди них становятся:

опережающий рост мировой торговли по сравнению с мировым производством,

проникновение процессов модернизации, урбанизации и развития средств

коммуникации в развивающиеся страны, усиление международной роли малых

государств и частных субъектов, наконец, сокращение возможностей великих

держав контролировать состояние окружающей среды. Обобщающим последствием и

выражением всех этих процессов является возрастание взаимозависимости мира

и относительное уменьшение роли силы в международных отношениях (23).

Сторонники транснационализма1 часто склонны рассматривать сферу

транснациональных отношений как своего рода международное общество, к

анализу которого применимы те же методы, которые позволяют понять и

объяснить процессы, происходящие в любом общественном организме. Таким

образом, по существу, речь идет о макросоциологической парадигме в подходе

к изучению международных отношений.

Транснационализм способствовал осознанию ряда новых явлений в

международных отношениях, поэтому многие положения этого течения продолжают

развиваться его сторонниками и в 90-е гг. (24). Вместе с тем, на него

наложило свой отпечаток его несомненное идейное родство с классическим

идеализмом с присущими ему склонностями переоценивать действительное

значение наблюдаемых тенденций в изменении характера международных

отношений. Заметным является и некоторое сходство положений, выдвигаемых

транснационализмом, с рядом положений, которые отстаивает неомарксистское

течение в науке о международных отношениях.

Представителей неомарксизма (Пол Баран, Пол Суизи, Самир Амин, Арджири

Имманюель, Иммануил Валлерстайн и др.) — течения столь же неоднородного,

как и транснационализм, также объединяет идея о целостности мирового

сообщества и определенная утопичность в оценке его будущего. Вместе с тем

исходным пунктом и основой их концептуальных построений выступает мысль о

несимметричности взаимозависимости современ-

' Среди них можно назвать не только многих ученых США, Европы, других

регионов мира, но и известных политических деятелей — например таких, как

бывший президент Франции В. Жискар д'Эстэн, влиятельные неправительственные

политические организации и исследовательские центры — например. Комиссия

Пальме, Комиссия Брандта, Римский клуб и др.

28

ного мира и более того — о реальной зависимости экономически слаборазвитых

стран от индустриальных государств, об эксплуатации и ограблении первых

последними. Основываясь на некоторых тезисах классического марксизма,

неомарксисты представляют пространство международных отношений в виде

глобальной империи, периферия которой остается под гнетом центра и после

обретения ранее колониальными странами своей политической независимости.

Это проявляется в неравенстве экономических обменов и неравномерном

развитии (25).

Так например, «центр», в рамках которого осуществляется около 80% всех

мировых экономических сделок, зависит в своем развитии от сырья и ресурсов

«периферии». В свою очередь, страны периферии являются потребителями

промышленной и иной продукции, производимой вне их. Тем самым они попадают

в зависимость центра, становясь жертвами неравного экономического обмена,

колебаний в мировых ценах на сырье и экономической помощи со стороны

развитых государств. Поэтому, в конечном итоге, «экономический рост,

основанный на интеграции в мировой рынок, есть развитие слаборазвитое™»

(26).

В семидесятые годы подобный подход к рассмотрению международных отношений

стал для стран «третьего мира» основой идеи о необходимости установления

нового мирового экономического порядка. Под давлением этих стран,

составляющих большинство стран — членов Организации Объединенных Наций,

Генеральная Ассамблея ООН в апреле 1974 года приняла соответствующую

декларацию и программу действий, а в декабре того же года — Хартию об

экономических правах и обязанностях государств.

Таким образом, каждое из рассмотренных теоретических течений имеет свои

сильные стороны и свои недостатки, каждое отражает определенные аспекты

реальности и находит то или иное проявление в практике международных

отношений. Полемика между ними способствовала их взаимообогащению, а

следовательно, и обогащению науки о международных отношениях в целом. В то

же время, нельзя отрицать, что указанная полемика не убедила научное

сообщество в превосходстве какого-либо одного над остальными, как не

привела и к их синтезу. Оба этих вывода могут быть проиллюстрированы на

примере концепции неореализма.

Сам этот термин отражает стремление ряда американских ученых (Кеннет

Уолц, Роберт Гилпин, Джозеф Грейко и др.) к сохранению преимуществ

классической традиции и одновре-

29

менно — к обогащению ее, с учетом новых международных реалий и достижений

других теоретических течений. Показательно, что один из наиболее давних

сторонников транснационализма, Коохейн, в 80-е гг. приходит к выводу о том,

что центральные понятия политического реализма «сила», «национальный

интерес», рациональное поведение и др. — остаются важным средством и

условием плодотворного анализа международных отношений (27). С другой

стороны, К. Уолц говорит о потребности обогащения реалистического подхода

за счет той научной строгости данных и эмпирической верифицируемости

выводов, необходимость которой сторонниками традиционного взгляда, как

правило, отвергалась.

Возникновение школы неореализма в Международных отношениях связывают с

публикацией книги К. Уолца «Теория международной политики», первое издание

которой увидело свет в 1979 году (28). Отстаивая основные положения

политического реализма («естественное состояние» международных отношений,

рациональность в действиях основных акторов, национальный интерес как их

основной мотив, стремление к обладанию силой), ее автор в то же время

подвергает своих предшественников критике за провал попыток в создании

теории международной политики как автономной дисциплины. Ганса Моргентау он

критикует за отождествление внешней политики с международной политикой, а

Раймона Арона — за его скептицизм в вопросе о возможности создания

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27